Даст или не даст
Авигдор Эскин
Как-то решил английский писатель Бернард Шоу заангажировать великосветскую даму прямо во время бала.
Он бесцеремонно, ну,
прямо в духе поручика Ржевского, обратился к ней с непристойным предложением.
Разумеется, дама сказала "фи". Писатель заупрямился и предложил
материальное вознаграждение. Возмущению обхаживаемой не было предела. Тогда Шоу
назвал цифру: десять тысяч фунтов. Дама размякла и сменила гнев на милость. По
выходе из залы Шоу шепнул ей на ухо, что о такой высокой сумме красотка может
забыть. Тут начался скандал. Она обзывала его негодяем и обманщиком, на что
писатель хладнокровно заметил: "Мадам, теперь мы оба знаем. Что вы –
шлюха. Давайте поговорим о реальной цене".
Незримая грань
проходит между любовью и проституцией. Стоит женщине единожды зарекомендовать
себя платной куртизанкой, как отношение к ней обретет оттенок вседозволенности.
Вопрос только в цене.
Этот самый
психологический барьер, который преодолели в Израиле давно в вопросе об
"отдаче территорий". Все правительства и подавляющее большинство
политиканов и генералов твердят, будто земли даны нам ради обмена их на мир. Вопрос
уже не стоит, давать или не давать. Речь лишь идет о предполагаемой мзде за
землепродавство.
В среде людей, не
утративших понятий чести, замужняя женщина изначально не вступает в переговоры
о сумме вознаграждения за пользование ее телом, а государи не обсуждают возможность
передачи соседу своих земель. Это считается непристойным. Причем, как только
чувство стыда исчезает, вознаграждение за измену резко падает в процессе торга.
Ведь разговор начинался с той точки, когда можно еще было нарваться на
"нет". Готовность на совершение акта предательства резко меняет
отношение к объекту. Уважение испарилось, а место его заняло пренебрежение.
"Она уже согласилась отдаться", - подумал Бернард Шоу, покидая бал.
"Они отдадутся и все отдадут", - подумают сегодня Асад и аш-Шара.
Уважающие себя
правители никогда не вступают в переговоры о территориальных уступках. Вспомним
только достойнейшую позицию, занятую Борисом Николаевичем Ельциным в вопросе о
будущем Курильских островов. Казалось бы, надобности острой в них нет, да и
пользы из них Россия не извлекает. Но, видимо, усвоил с детства русский
президент мудрую поговорку: "Кто родиной торгует, того кара не
минует". Даже в сотрясаемой от агонии демократии России люди понимают, что
есть в мире честь и святость, без которых мир миром не будет.
У нас же развелось
множество умников, пытающихся выслужиться перед красно-зеленой диктатурой
прессы. Они говорят сегодня, что с Голанских высот уходить не надо, но…
Разумеется, в капитуляции нет ничего плохого. Но боимся, что воды не будут
давать. Или говорят, дескать, землю отдавать можно, но поселения жалко. Нашлись
и виртуозы, предложившие признать сирийскую власть на Голанах, но взять
территорию у Асада в аренду на сотню лет.
Ежели такими
доводами против соглашения с Сирией будут наши "правые" публику
кормить, то лучше бы им сразу сдаться. Нутром и чутьем люди чувствуют грань
между честной женщиной и шлюхой. Разумеется, даже куртизанку насиловать негоже,
но сердце за нее не сильно болит.
Так и наши
ликудовские умники. Вчера еще обещали Асаду отдать все, а сегодня грозят Бараку
противодействием. Дескать, почти все можно отдать, а все отдать – безопасности не
видать. Голос добра и чести им чужд и противен ровно так же, как и
профессиональным землепродавцам от красно-зеленых.
Перед восхождением
на эшафот писал из тюрьмы Дов Грюнер: " Я верю в путь ЭЦЕЛя: переговоры с
арабами возможны, но ни одной пяди земли не отдадим им, потому что она –
наша". Пятьдесят три года спустя эти слова еврейского героя сопротивления
прямо затрагивают сущность происходящего.
На референдуме будет
принято решение вовсе не по вопросам мира и безопасности – мы должны будем
высказать наше отношение к основополагающим ипостасям бытия нации.
Дов Грюнер мог
сохранить себе жизнь, если бы обратился к британским оккупантам с просьбой о
помиловании. Честь и достоинство бойца за возрождение Израиля он поставил
превыше собственной жизни. От нас требуется лишь самая малость: не терять чести
и достоинства, дабы сохранить свою жизнь.