Пред обломками храма

Авигдор Эскин

 

Девятого дня месяца ава все радетели еврейской традиции свершают обряд поминания разрушения Храма. Множество ограничений во преумножение траура и сам пост предписаны для оседания в душевных глубинах скорби о потерянном, дабы пробудить страсть к его возрождению и обновлению. Талмуд речет устами мудрецов, что не погрузившимся в траур по разрушенному Иерусалиму не удостоится возрадоваться его восстроению.

Во всех справочниках по истории сионизма найдем мы клятвенную строфу из псалма: "Если я забуду тебя, Иерусалим, забудь меня, десница моя". Тут же и проникновенные строки из "Плача Иеремнии", что читается в синагогах Девятого Ава: "Наследие наше перешло к чужим, дома наши - к иноплеменникам... От сего изнывает сердце наше: от сего померкли глаза наши. От того, что опустела гора Сион, лисицы ходят по ней".

Даже наполненные верноподданничеством адепты религиозного сионизма не осмелились предложить упразднение Девятого Ава после создания государства. Траур по разрушенному и утраченному устранится лишь после обновленного воздвижения Иерусалимской святыни. Иной интерпретации в иудаизме не существует: корень и квинтэссенция как катастрофы, так и возрождения - это Храм на горе Мория. Более того, у евреев есть лишь одно место на планете, которое традиционно свято, - Храмовая гора.

Две тысячи лет надо было стенать в этот день и посыпать голову пеплом, чтобы освободить Иерусалим. Чтобы позволить учредить на Храмовой горе центр распространения и пропаганды идеи истребления еврейского народа!.. Сердце "Хамаса" - это не Газа и не Хеврон, а именно Храмовая гора. И разве надо вешать на себя ярлык "ультра", чтобы осознать этот абсурд и прочувствовать этот позор?

В первую годовщину освобождения Иерусалима великий поэт и пророк Ури-Цви Гринберг облачился в талес и поднялся на Храмовую гору. К нему подбежали несколько солдат. "Нет, нет! Здесь нельзя в талесе! Здесь нельзя евреям молиться". Гринберга взяли под руки и выдворили за пределы святого места. Эти солдаты не знали, что еще в 1948 году поэту был голос, возвестивший: "Землей Израиля владеет тот, кто правит Храмовой горой".

Знаю, многие религиозные люди столь трепетно относятся к нашей святыне, что запрещают не очистившемуся человеку восходить на Гору. Я не намерен спорить с ними. Стоит даже воздержаться от традиционно резких слов в адрес лисиц, бродящих ныне по тем камням, где стоял Храм. Ведь не в них дело, а в нас.

Так случилось, что, вернувшись на свою землю, мы исправно и дятлообразно раскачиваемся во время траурных молитв перед Стеной Плача, но о главном даже думать не смеем – о разрушенном Храме. И сердца наши не изнывают, и глаза наши не меркнут. Мы становимся народом, лишенным святых понятий. Кто-то скажет, что я зову к старым святыням, но разве кто-то сумел изобрести новые?

В 1979 году, вскоре после моего прибытия в Израиль, мне посчастливилось посетить дом великого поэта. Сам Ури-Цви был уже тяжело болен, но жена его, Ализа, уделила мне более часа. Тогда она и рассказала мне, как предрек Гринберг уход из Синая, Иудеи и Самарин вплоть до добровольной передачи врагу Иерусалима. Я опушал с интересом, но не верил и мало пекся о Храмовой горе из-за ощущения собственного бессилия. Возможно, это и был тот грех, из-за которого доселе надлежит нам скорбеть и поститься пред обломками Храма. Не зря ведь сравнивает Иерусалимский Талмуд поколение, не восстроившее Храм, с его разрушителями.